a-b kucha

Все в кучу (с повторами из других подборок)

ª это было и с ними

Это было и с ними
Плохое, дешевое кофе.
Очищенные от пыли,
Пережившие катастрофу

Башмаки. И странный,
Странный любовник.
И очевидно бездарный
Стих. Бес словно.

Как же они жили,
Если им тоже так
Было больно?

ª эпистемологическое стихотворение

либо все просто, и сложные - мы.
либо все сложно, и слишком просты,
те, кто пытается лесом назвать -
эту заросшую ельником падь:
этот ручей, эти корни травы,
что раздирают мясо земли,
эту слетевшую с ветки пичугу,
бабочек рой, танцующих в круге,
капли дождя в тарелке гриба,
и муравья - королевы раба,
красную туфлю, оставленный след,
девичий труп - муравьиный обед,
запах древесный у мокрой коры,
камни у самого склона горы...
все это лес? или много историй?
сложно до боли. и просто до боли.

ª соседка и мураками

у меня соседка
читает мураками,
обхватив руками
голые колени.
половинка тени
на обложке книжки.
скоро станет слишком
поздно и соседка,
заложив закладку,
в сердце мураками
спросит аккуратно:
спасть нам не пора ли?
сентябрь 2004

ª мой любовник

мой любовник со мною жесток
его пальцы как рея для шеи
и стучит, наполняя висок
кровь, когда он, бледнея
прижимает к себе. а затем
он изводит две тысячи трюков,
чтобы я перестала дышать,
и раскинув уставшие руки,
словно крылья, лежала,
...потом подоткнет
мне свое одеяло
в уголке с меткой женского гетто.
и закурит. и что-то шепнет,
и уснет,
потушив о меня сигарету.

ªжаль себя

В этом баре так много несчастных людей,
На их лицах шрамы фальшивых улыбок.
И орущий по телеку юный ви-джей
Тоже часть вселенской ошибки.

Снова жаль. Жаль того, кто напротив.
Жаль себя, потому что нельзя
Разделить с влюбленным уродом
Ни кусочка счастливого дня.

Он паук. Потому и ресницы
У него изгибаются тонко.
И глаза-мизгири, как полиция,
Наблюдают за мной. Как неловко!

Да, неловко, что я согласилась
В этот вечер побыть в этом баре.
И теперь мой душевный насильник,
Тяготится моею кампанией.

Потому что я тоже с*ка
И болтаю в коктейле лимон
И сплетаю красиво руки
И фальшивлю не в тон

Подпевая Eminem (feat. Dido)
И конечно уже оценила,
что закрылось метро
И тоска, словно вкус у ванили,

что придется в такси ехать с ним.
Что-то лгать. О себе, и о нем.
И смотреть, как колышется нимб
Над влюбленной его головой.
август 2003

ª как умер кант

"Это прекрасно",
произнес, умирая,
мной ненавидимый Кант.
Словно он вытащил
вдруг из колоды
нет, не туза,
а скабрезный фант.
Морщил свой нос,
но глаза...
были его спокойны.
"Время" - доктор сказал
вынув часы из обоймы
карманов.
Кант умер.
Молодой соседской служанке
было его не жалко.
Она просто роняла слезы
над луковым супом.
Так пришлось объяснить,
чтобы не выглядеть глупо.

В ее ящике только спам
Дождь по стеклу «парам-пам-пам-пам»
Больше смысла в каждом из листьев осенних
Составляющих предложение
«это октябрь».

Может он тоже
Ждет до дрожи
Письма. А она опять нажимает крестик.
И ему остаются вести
Что «это октябрь»

2 октября 2004

Три желтых листочка
На клавиатуре
Соседка
Изящно в форточку курит
Vogue

А ожог
Этой осени
- три желтых листочка.
Я оставлю здесь
только ...

3 октября 2004

ª наблюдатели за падением цитаделей

самое сердце этики -
холодное и рациональное
даже в экзаменационных билетиках
сказано - "теория обоснования"

ужасный профессор
циничен и груб.
все сказанное так тихо
селится в складочках губ.

и нет наблюдателей
за падением моих цитаделей
войска покидают свою королеву
"девушка, а что вы еще хотели"?

добродетель.
в английском - синоним силы.
а меня вчера
по губам били...

6 октября 2004

сердце этики где-то здесь
в неуловимых днях октября.
воспоминание.
как теребя
красные-красные галстуки
стояли шеренгой
и даже коленки
дрожали.
ну разве мы знали?
мы верили, что теперь уже точно
мы совершенные
и старшеклассницы на переменке,
из-под кудрявых челок
нам улыбались,
а наши сердечки
стучались
в осеннее небо
"откройте, откройте
мы так счастливы"
если бы умерли
в тот самый момент
стали бы ангелы.
и в кабинет
директора
залетали бы.
получается, что знали мы
уже тогда знали мы, что
самое сердце этики
где-то в этой петле
рыжей петле времени
когда мои персональные демоны
(ульянов-ленин и кьеркегор)
начинают сезон
опавших листьев, сожалений
тоски,
желаний спасти
от ноября
хотя бы эти две красные
ветки шиповника,
ведения хроники
"почему я всех ненавижу",
чтения афиши
"цирк лилипутов
всего одно представление".
пишу, а за окном
дождливое
октябребиение.

9 октября 2004

октябрь.
скинхэды надели шапки.
и стало приятно
смотреть им глаза,
где небо хранит
чистоту синевы.
гулять в академгородке:
ленивые белки,
сорочие крики,
зеленой травы
последние блики.
но полумертвы
кусты ежевики
и ягоды росыпью
черной
лежат на земле
и что-то им шепчет
безумный ученый
сошедший с ума в октябре.

10 октября 2004

Сегодня не спасает книжка,
Звонок подруге, треп с мальчишкой,
Который курит сигарету,
И знает, что надежды нету
Меня уговорить.
А потому он так насмешлив,
И говорит, что мои вещи
Разбросаны.
А я не спорю.
Я попрошу окно зашторить
От этой осени.
По-взрослому
Обсудим Блока,
Немного Бэкхема, немного Бога,
Что говорю с ним
Слишком строго...
И так скучая,
Чашки чая
Приговорим.
И досидим
До полвторого.
Решим, что умершего бога
- не воскресить.
Любить –
Единственная вера.
И улыбнувшись,
Он не смело
Опять предложит
Дух и тело.
Ему останусь я загадкой.
А после запишу в тетрадке
«Когда цитирую Вольтера,
Я сексуальна до предела».

20 октября 2004

Я отряхнула свой зонтик от снега,
Обернулась, замерла под навесом:
Пламенели кисти рябины
Сквозь падение белого пуха.
Невесомо
Качалось в воздухе
Мое теплое «как красиво».
И сквозь облачко пара
И падение снега -
Пламенели кисти рябины.

31 октября 2004

Светофоры алеют
В конце аллеи
Тополей облетевших.

Тоскует по небу,
Засыпанный снегом,
Бордюр.

Сюр.
Реализм затасканных «измов»
И даже твоё «шшш...»

Не отражают
Как умножает
Сама себя зимняя тишь

ноябрь-декабрь 2004

Бродит свет по потолку.
Никакого толка
В том, что я тебя люблю
Нежно, глупо, робко.

За стеной молчат соседи.
Что им не молчать?
Если только зимний вечер
Будет навещать

Старика, его старуху.
Жили целый век.
Но для них все так же бродит
Потолочный свет.

Прядь седую из косынки

Кажется небрежно

Ей поправит без улыбки

Муж. Она прилежно

Сложит руки на коленях

Взглянет на него.

Из таких чужих мгновений

Сшито бытие

Мне ж играют светотени
В пьесу «я одна».
Стережет дверь и ступени
Строго тишина...

В черный створ небесных окон
Наблюдает кто-то
Что мы любим испокон
Нежно, глупо, робко.

ноябрь-декабрь 2004

"ит из снегинь".
лучше не скажешь
когда падает с неба
белая лажа

когда хочется кофе
и прочитана книжка
а душе так тоскливо...
тогда снег - это слишком.

ит из снегинь
и есть подозренье
этот снегинь до мая
- мое невезенье.

никаких романтических
соплей не надо.
я хочу просто кофе.
солнце. море. мулата.

ноябрь-декабрь 2004

Далай-лама пакует чемоданы,
Моя бабушка зажигает лампадку,
Потому что душа Арафата тоже пакует чемоданы,
Но для нее другие границы.

В Британии поезд сходит с рельс
И умирают шесть человек.
В каждом городе кто-то умирает
И в каждом городе кто-то рождается.

Радуется Австралия за своего боксера.
Берег слоновой кости переживает революцию.
Растет курс евро к падению снега.
А я всего лишь пытаюсь не звонить ему первой.

ноябрь-декабрь 2004

А утром началась зима
Но мы с тобою сладко спали
Нам снилось, мы с тобой устали.
И задремали.
Задремали,
А утром началась зима.

А утром выпал первый снег ,
И мы случайно вышли рано
Смотреть, как он прикроет раны
Осенних дней.
И было странно,
Что утром выпал первый снег.

И мы стояли незнакомы
На наших маленьких балконах,
Друг друга против засыпало
Их снегом. Все напоминало
Что будто было так всегда:
И снег, и утро, ты и я.

Но спали мы, и снилось нам,
Что утром началась зима

ноябрь-декабрь 2004

Печальная
Пчела
Цвела
Желтым
Цветком
Сама цвела,
Нарцисс
Изображая.
Каприз -
Цвести самой.
Одной.
Совсем одной.
Жужжала.
Глухо.
И жала
Острие
Дрожало.
И отравляла
Сама себя.
Такая слабая
И одинокая
Печальная,
Пчела.

ноябрь-декабрь 2004

В просвет пастельных жалюзи
Видно город, завешанный снегом
Что-то там затевается с небом
И холодная мелкая пыль
Липнет к окнам.

Молча как рыбы
По дорогам плывут машины
По стечению фактов зимы:
Колыханье людского планктона,
Что обычно зовет себя «мы».

И уж в теплое лоно подъездов
Проникает стылая бездна
Этих серых, декабрьских дней.

ноябрь-декабрь 2004

И вязко падал свет лимонный
На стул, гарцующий в углу.
И ты ответил, удивленный
Моим вопросом, «не люблю»

И я свои глаза закрыла,
На миг пропав из бытия.
Ты говорил неторопливо
О чем? Уже не помню я.

Но голос медленно касался
Моей растрепанной души.
И мне в итоге оставалось
Стараться жить… стараться жить

февраль 2005

Что видел ты в блестящем снеге,
что падал ровно на асфальт?
в звезде крадущейся по небу
сквозь облака? И гвалт

фонарных разговоров,
о чем тебе тогда сказал?
что ты легко, вполоборота,
меня, шутя, поцеловал

февраль 2005

О, я желаю только счастья
Всем тем, кто был в меня влюблен
И моей ответной ласки
Был лишен.
Знайте, милые, свершилась
Вами поднятая месть
Я одна. В своей квартире.
Притаилась шерсть
Клубками. Спицы скрещены
Как руки. Руки скрещены
Как спицы.
Что-то замышляют вещи.
Два куска вчерашней пиццы
На огромном желтом блюде.
И отсвечивает глухо
На полу лежащий рубль.

февраль 2005

ª первый поцелуй

Мы ели пирожные
«Ты невозможная»
- сказал он,
стирая лимоновый крем
с щеки мне
платком своим
ярко белым.
И притихшие вдруг
мы прижались
друг к другу
тишиной
два испуганных
тела.
и едва
колыхнулось
внутри
что-то вроде
биения сердца:
«ну умри же»
шепнула себе.
«ты не будешь
счастливей уже
даже если»...
и помнится дверца
за которой так медленно
падал
белый-белый платок
на овалы
ковровых рисунков,
электрический лук
желтой лампы,
теплый ворс
пальтового драпа,
от волос
запах пряной травы,
и слова -
три поставленных штампа
в паспорт первой,
прошедшей любви,
подтверждающий,
что обладатели
документов
– немного мертвы.

февраль 2005

ª переживая октябрь

пройдет две тыщи пятый год

пройду и я, но также будет

мурлыкать ваш спокойный кот.

«и это гут» - считают люди.

и также будет теплый вечер,

качать себя в тиши аллей

и опадать теченьем медным

с октябрьских ветвей.

и вы обычаю согласно

уснете, книгу прочитав,

[а я свернулась бы согласной

в начале самых длинных глав].

но что мои желанья? глупость.

зачем менять привычный ход,

ведь в ноябре на черных лужах

уже застынет тонкий лед.

и не заметно будет миру,

что год прошел, что я прошла.

все будущее под копирку -

«и это гут», - считаю я.

февраль 2005

Луны ущербная улыбка
На черной скатерти небес,
Скрипит открытая калитка,
Вздыхает рядом сонный лес.

Еще тепло от старой печки,
Где угли кто-то ворошил,
И от накинутой на плечи
Кофтенки, словно пара крыл

Сложились шерстяные складки.
Лететь сегодня нет погоды.
Поджав, озябши в снеге лапы,
Щенок лакает жадно воду.

Идет ко мне, и тычет морду
В ладони. Что ты, я не мать.
Я здесь останусь на немного,
Возможно только – ночевать.
Лететь сегодня нет погоды

февраль 2005

Вот и все: Ты слышишь летний день,
Ты вдыхаешь теплый запах ая-ганги,
И пощипывают крохотные ранки
От расчесанных укусов комариных.
Смотришь вдаль, и видишь, что в долине
Безмятежно отдыхает небо,
Отражаясь в синей водной ленте,
Заплетающей степное разнотравье.
И детей, идущих от воды,
Что на животах пригрели солнце,
И один из этих голопузых – ты:
Ступням щекотно от сухой травы,

Но в руках зажаты крепко сланцы.

Приближается июльский вечер,
Создавая омут тишины,
Где покоится настигнутая вечность.

февраль 2005

Мы делим с тобою
зажатый во льдах,
завешанный снегом корабль
- Новосибирск.
На ресторанных столах
томится второе.
Иссушены жабры
официантов
воздухом марта.
И в ванных
гигантских
за бОртом резвится
стая дельфинов,
но все же по рельсам
кружит вокруг N-й столицы,
зажатой во льдах
и завешанной снегом,
полуночным небом
прикрытой от божьего ока.
...На мачтах, похожих
на телебашни
для тех, кому одиноко
Эльм зажигает огни.
Вчерашние мысли
наивны.
Вчерашние письма
ждут первого ливня,
чтоб слезы мои
ты за слезы
не принял.
Корабль наш странный,
Качаясь на ломанных линиях
Ранней весны,
Гудит, а в ответ
Китовая самка
Из инея
В воздух пускает фонтаны.

4 марта 2005

ª новое настроение

Такси маршрутных стройный флот
По улицам плывет.
И за банальностью причин
Моя душа поет.
А за личинками личин
Прохожих дружный хор.

Какая собственно мне блажь
Играть собой мажор?
И почему с другими в лад,
Как будто делим мы оклад,
Что на окраинах слыхать аж
Как грохочет хор?!

Лететь верхушками берез
Под самый неба свод!
«Весна идет, весна идет»,
Мне подвывает пес,
Он стар, но свою немощь-плоть
Под солнцем лижет. Вот,

Причина собственно одна.
Два пальца об асфальт.
Я так хочу тебя весна!
Что тела вертикаль
Себя раскрыв как первый зонт
Ложится в горизонт

3 марта 2005

Весенняя мотовка,
Воровка,
Как же ловко
Ты в душу пробралась.

Чаевничаешь славно
На площадях сердечных
Но в комнатах изрядно
Его остались вещи.

Еще не прибралась я,
Еще немного рано,
Вон пыльные стоят -
Граненные стаканы,

Там книги, фильмы, ручки,
Орудия мечты,
А это, чтобы мучить,
А это для любви.

Два рыжих чемодана,
Три шляпы и пальто,
Пропавшие билеты
На старое кино.

Альбом из фотографий,
Несделанных никем,
Где мы счастливой парой
Творим себе детей.

И много-много хлама,
По сути, мой товар:
Картинка с белым храмом,
Из гипса сенбернар,

Тетрадь, где все линейки
Косые как монголы,
Буклет, где объясняют
Половые роли,

А также есть листочек,
С моим стишком «на тройку».
Мон дьё, а ну-ка срочно
Все это на помойку!

Весенняя мотовка,
Воровка,
Как же ловко
Ты в душу пробралась.

3 марта 2005

Мы снимали дом с верандой
У песчаной, тихой бухты,
Где сосновая команда
Уступает место дюнам.

Мы любили в полдень жаркий,
Разложив себя в тени,
За серьезной битвой в нарды,
Проиграть и победить.

Вечерами на веранде
Зажигали свет. Фонарь
В роли театральный рампы
Черный воздух оживлял.

Ты читал мне, я молчала.
Стыл в стакане горький чай.
Электричество качало
Мух ночных жужжащий рай

Тени, свет и снова тени
В абажур железный били
Мы, исполненные ленью,
В мотыльковом сонме плыли.

Рано утром на веранде,
Ты еще блаженно спал,
Я тихонечко сметала
Обожженные тела.

9 марта 2005

В полуночи июльских дрем
Фонарный свет желтимый.
Дрожит, роится в нем
Народец комариный.

Как будто летний снег
Поднялся от земли
И в тусклый лживый свет
С гудением летит.

А в дни начала марта
Метафор круг замкнут:
У белых мух над парком
Все ниже-ниже путь.

7 марта 2005

Дождь. и ветер
занавески колышет.
дышит
земля, сняв маску зимы.
редко
слышны голоса прохожих.
они влюблены
возможно
во что-то похожее
на позднее приближенье
весны.
птицы слетаются под карнизы,
прячут себя от дождя,
глядят,
как водяные мгновения
разбиваются об асфальт
и создают целые лужи времени.
Низко,
склонилось над самыми крышами, -
мягкое, темное небо.
ищет
наверное, где ты.
ему любопытно увидеть
самого красивого, умного и доброго
человека
на свете.

27 марта 2005

волшебным движением
переводит время вперед
моя соседка.
в клетку,
сотканную мною
из первого седого волоса,
пойман потерянный час.
испуганно бьется
в темнице
потерянный час,
в котором уже не родиться,
и еще не умрет
тысяча человек.
не влюбятся и не расстанутся
тысячи человек.
когда соберем мы с соседкой
в эту темницу
время на целый век,
то подарим его

маленькому ребенку,

который стоит сейчас

у больничного подоконника,

чтобы его мама не умирала,

а жила очень долго,

и сыночка своего золотого,

крепко-крепко к себе прижимала.

27 марта 2005

ª пять минут до любви

Пять минут до любви
Ты проводишь в маршрутном такси,
Наблюдая за таяньем снега
На обочинах серой дороги.
И в порядке привычного бреда,
Представляешь, что юные боги
Набирают на новеньких нокиа
Смс с сообщеньем «апрель».
Пять минут до любви.
Он откроет маршрутную дверь
И он сядет напротив, и тоже
В его мыслях какое-то боже
Позвонит и скажет «она».
Пять минут до любви.
Ты уже влюблена,
Хоть еще он не вышел из дома,
Ты готова без шуток кроме,
Что тебе - пять минут до любви.

28 марта 2005

Рая, Мая, Ада.
Девчонки – то, что надо.

Каждая вам не любая:
Прекрасна и воздушна Рая,
У Майи - интеллектуальные тайны,
Всегда вам рада
Жаркая Ада.

Рая будет наградой,
Мая - магией женской,
А с Адой не будет сладу
В терзаньях влюбленного сердца.

Ты с Раей не знал бы горя,
А с Адой
Узнал бы и в боли
Горькую сладость.

И если б ты был у самого края,
Обманщица Мая бы

Верной осталась
Твои заблужденья -
Ей малая малость.

Но выбрать можно лишь одну.
И как не ошибиться?
Советую всерьез, мой друг,
Тебе не торопиться.

30 марта 2005

все влюбленные люди – рыбы.
я - серебряный, круглый карп.
создан тем, кто однажды рассыпал
над водой свой нехитрый скарб,
в том числе осколки зеркал,
и с тех пор я тебя отражал.

я молчу, я мечтаю, я плачу.
рыбьи слезы – вся соль океана.
а мой мальчик
с причала рыбачит
и в движениях нету изъяна.
истекает на нас осияна,
не луна, а печаль
тех, кто также любил и молчал

апрель 2005

умер рабочий четверг,
разрубленный стрелками по вертикали.
на улицы вытекают
стаи
офисных крыс
голодных до жизни.

от вокзала спешит
в болоневом старом плаще
бабка с обрубками вербы.
меж лавок фруктов и овощей,
щурясь на солнце слепо,
сидит старик
с обрубками ног.

бог
на мерседесе последней модели
мимо меня проезжает на красный.
ангелы веры
на белых тойотах
дрожат в нетерпении
божьего поцелуя.

кто-то включает радиопение
и на коленях
тихонько старик
что-то танцует.

апрель 2005

И вновь весенний день.
Слепят от солнца блики.
Рассыпанный ячмень
От улиц бледноликих
До черных влажных гряд,
Парящих теплотой.
Процессия дворняг,
Страшащих худобой.
И зелье клейких почек
На тополиных ветках
И просьба «будь попроще»
В заброшенной беседке,
Где скрылись мы в тени
Листать страницы книги,
Но падают на них
И здесь от солнца блики

апрель 2005

Июля жаркого полдневные окна,
Гневаясь, смотрят на желтые травы.
Дети испуганно замерли в играх,
С балконов зовут их уставшие мамы.
И в титрах
Небесных уже
Фамилии ливней и гроз,
Финалом послужат же
Черные с радугой лужи.
Алчут дворняги псовые пасти раскрыв,
Мушиной возни нескончаемый гул
Тушит
Терпение на медленном, тихом огне.
Душно.
Но хляби небесные
С громом похожим на одновременный бой
Тысячи барабанов
Бросают на земли водные стрелы.
И с бранью
Сосед наш бежит до подъезда.
Успели старушки в ситцевых платьях,
Теперь их скамейки мокнут,
А рядом цветов одувана
Венчики пляшут неловко
В пузырчатых лужах.
Рады
Дети в окнах
Напротив
Что в дырки на небе
Видать,
Как узкоглазые боги,
Из-под белых зонтов
Им улыбаются
Строго.

апрель 2005

мы не были знакомы,
мы просто вместе жили,
и кроме книг платона
ничем не дорожили.

нам было тыща двести
у каждого в кармане.
овсяной кашей пресной
желудок был обманут

постель не застилали,
читали лежа вслух.
друг друга мы не знали -
у нас был общий дух.

о чем-то говорили,
и спорили, шутя.
друг друга не любили.
какая ерунда,

любовь, и то что с нею
все так боготворят,
когда в своей постели,
мы были дважды злее,
любых влюбленных пар.

зачем меня ты предал,
разбив наш прочный мир,
когда признался мне ты,
что искренне любил?

апрель 2005

Таков итог.
мы вместе и раздельно.
бесцельно бродит позвонок
часов настенных.
минуты быть,
а дни как будто не жить.
любить?
все реже.
все чаще просто говорить,
читать друг другу
и засыпать,
твою не отпуская руку.

май-июнь 2005

мне кажется я больна.
простыла,
а может быть грипп,

шепчу - все какой-то хрип.
ты говорила:
холодная будет весна.

кутаюсь в одеяло,
читаю,
жую шоколад.

со мною по прежнему рад
болтать за чашкою чая
тот, кого не влюбляла.

и к счастью, он не влюблен.
еще написать,
сестричка?

входит уже в привычку
странная благодать
- полуденный душный сон.

проснусь я к пяти
и тяжко
как-будто воздуха нет,

и призрачным кажется свет,
немеют костяшки
пальцев - в горсти

не собрать покрывала.
и щедро дается печаль,
как на распродаже.

и даже
немного жаль
что я его не влюбляла...

май-июнь 2005

гуляя по рыночной площади
я заметила кошку
она сидела у клетки с птицей,
которую продавали за 50 рублей.

птица пела, а кошка
слушала эту птицу.
обыкновенная бездомная кошка
и я вдвоем слушали эту птицу.

я сказала продавцу
вот мои 50 рублей за певчую птицу
но он сказал, что это цена за клетку,
и неужели я не вижу, что клетка пуста.

и мы с кошкой взглянули
друг на друга,
и пошли каждая своею дорогой.
она - бродить, а я - писать стихи

май-июнь 2005

Такое время: хочется спать,
еще немного смотреть телевизор.
крыши соседнего дома извилистый скат
плывет сквозь сиреневый воздух к карнизам
окон моих.

Возник из молчания улиц и снова затих
чей-то голос. осталось дрожание эха.
холодно так, что еле не осень,
приносит хвойного запаха ветер от сосен.
а может от елей.

май-июнь 2005

пожалуйста, будь равнодушен
ко мне и к моим словам.
мне нужно,
когда пополам
мое сердце,
чтоб кто-то меня обижал.
иначе,
как жить двоеверцу?
верить ему и тебе.
из равнозначных
решений
трудно сложиться судьбе.

май-июнь 2005

пропало, окунувшись в море, солнце,
капли на коже твоей блестеть перестали.
я подаю тебе полотенце,
а где-то японцы
уже сготовили белые ткани,
чтобы ловить на них алое сердце,
которое ты обещал мне,
но так и не отдал.

май-июнь 2005

тебе хочется кофе, курить,
ждать кого-то.
и чтоб кто-то - не я.

занимая пространства пустоты,
шелушит кисея
белых тюлей.

череда равнодушных июлей
вместо птиц, что слетались
к крыльцу.

и к лицу,
подбирая платки,
я тебе признаюсь в измене

отвечаешь "не верю",
но веришь.

беспокойно колышется ретушь
теней на полу.

и сейчас ты мне скажешь
"люблю".
май-июнь 2005

Мы завтра пойдем в кино,
потом в кафе помолчим.
Фразы мои «мне все равно»,
ложатся также как сети морщин
на лицо,
на душу. И пара стихов,
написанных в марте,
умрет. Это будто птенцов
кто-то скинул с гнезда,
в огонь опалимой купины.
И ты в окончании дня
в парке, где визирь осиный
вселяется в гнезда пустые,
простые
слова
будешь мне говорить.

И слова будут
виться
и вить.

май-июнь 2005

ковыль серебристый задумчив
в свете ночного неба.
испуганный лунный лучик
пойман в паучие сети,
блестит прозрачной росою
в ветвях заплаканных ив.

тростник за темной рекою,
как и ковыль, молчалив.

май-июнь 2005

запотевшее стекло, -
так седмица дышит.
ты творишь мне баловство
я смеялась лишь бы.

а седмица к воскресенью
усталью полна,
забирается в постели
к устланным телам.

я гоню ее, но дышло
шепчет в ухо мне:
"как бы ничего не вышло
с ним. кто он тебе?".

я молю "уйди, седмица,
завтра новый срок".
и усталая убийца
мой целует бок.

май-июнь 2005

Кто-то что-то говорил,

Или просто плакал.

Тускло светлячок светил.

Может тоже плакал?

май-июнь 2005