ВЫБОРКА

(в общем, мне это нравится)

ª это было и с ними

Это было и с ними

Плохое, дешевое кофе.

Очищенные от пыли,

Пережившие катастрофу

Башмаки. И странный,

Странный любовник.

И очевидно бездарный

Стих. Бес словно.

Как же они жили,

Если им тоже так

Было больно?

ª соседка и мураками

у меня соседка

читает мураками,

обхватив руками

голые колени.

половинка тени

на обложке книжки.

скоро станет слишком

поздно и соседка,

заложив закладку,

в сердце мураками

спросит аккуратно:

спасть нам не пора ли?

ª

В ее ящике только спам

Дождь по стеклу «парарам-пам-пам»

Больше смысла в каждом из листьев осенних

Составляющих предложение

«это октябрь».

Может он тоже

Ждет до дрожи

Письма. А она опять нажимает крестик.

И ему остаются вести

Что «это октябрь»

ª

сердце этики где-то здесь

в неуловимых днях октября.

воспоминание.

как теребя

красные-красные галстуки

стояли шеренгой

и даже коленки

дрожали.

ну разве мы знали?

мы верили, что теперь уже точно

мы совершенные

и старшеклассницы на переменке,

из-под кудрявых челок

нам улыбались,

а наши сердечки

стучались

в осеннее небо

"откройте, откройте

мы так счастливы"

если бы умерли

в тот самый момент

стали бы ангелы.

и в кабинет

директора

залетали бы.

получается, что знали мы

уже тогда знали мы, что

самое сердце этики

где-то в этой петле

рыжей петле времени

когда мои персональные демоны

(ульянов-ленин и кьеркегор)

начинают сезон

опавших листьев, сожалений

тоски,

желаний спасти

от ноября

хотя бы эти две красные

ветки шиповника,

ведения хроники

"почему я всех ненавижу",

чтения афиши

"цирк лилипутов

всего одно представление".

пишу, а за окном

дождливое

октябребиение.

ª

Сегодня не спасает книжка,

Звонок подруге, треп с мальчишкой,

Который курит сигарету,

И знает, что надежды нету

Меня уговорить.

А потому он так насмешлив,

И говорит, что мои вещи

Разбросаны.

А я не спорю.

Я попрошу окно зашторить

От этой осени.

По-взрослому

Обсудим Блока,

Немного Бэкхема, немного Бога,

Что говорю с ним

Слишком строго...

И так скучая,

Чашки чая

Приговорим.

И досидим

До полвторого.

Решим, что умершего бога

- не воскресить.

Любить –

Единственная вера.

И улыбнувшись,

Он не смело

Опять предложит

Дух и тело.

Ему останусь я загадкой.

А после запишу в тетрадке

«Когда цитирую Вольтера,

Я сексуальна до предела».

ª

Я отряхнула свой зонтик от снега,

Обернулась, замерла под навесом:

Пламенели кисти рябины

Сквозь падение белого пуха.

Невесомо

Качалось в воздухе

Мое теплое «как красиво».

И сквозь облачко пара

И падение снега -

Пламенели кисти рябины.

ª

Светофоры алеют

В конце аллеи

Тополей облетевших.

Тоскует по небу,

Засыпанный снегом,

Бордюр.

Сюр.

Реализм затасканных «измов»

И даже твоё «шшш...»

Не отражают

Как умножает

Сама себя зимняя тишь

ª

А утром началась зима

Но мы с тобою сладко спали

Нам снилось, мы с тобой устали.

И задремали.

Задремали,

А утром началась зима.

А утром выпал первый снег ,

И мы случайно вышли рано

Смотреть, как он прикроет раны

Осенних дней.

И было странно,

Что утром выпал первый снег.

И мы стояли незнакомы

На наших маленьких балконах,

Друг друга против засыпало

Их снегом. Все напоминало

Что будто было так всегда:

И снег, и утро, ты и я.

Но спали мы, и снилось нам,

Что утром началась зима

ª

В просвет пастельных жалюзи

Видно город, завешанный снегом

Что-то там затевается с небом

И холодная мелкая пыль

Липнет к окнам.

Молча как рыбы

По дорогам плывут машины

По стечению фактов зимы:

Колыханье людского планктона,

Что обычно зовет себя «мы».

И уж в теплое лоно подъездов

Проникает стылая бездна

Этих серых, декабрьских дней.

ª первый поцелуй

Мы ели пирожные

«Ты невозможная»

- сказал он,

стирая лимоновый крем

с щеки мне

платком своим

ярко белым.

И притихшие вдруг

мы прижались

друг к другу

тишиной

два испуганных

тела.

и едва

колыхнулось

внутри

что-то вроде

биения сердца:

«ну умри же»

шепнула себе.

«ты не будешь

счастливей уже

даже если»...

и помнится дверца

за которой так медленно

падал

белый-белый платок

на овалы

ковровых рисунков,

электрический лук

желтой лампы,

теплый ворс

пальтового драпа,

от волос

запах пряной травы,

и слова -

три поставленных штампа

в паспорт первой,

прошедшей любви,

подтверждающий,

что обладатели

документов

– немного мертвы.

ª

Вот и все: Ты слышишь летний день,

Ты вдыхаешь теплый запах ая-ганги,

И пощипывают крохотные ранки

От расчесанных укусов комариных.

Смотришь вдаль, и видишь, что в долине

Безмятежно отдыхает небо,

Отражаясь в синей водной ленте,

Заплетающей степное разнотравье.

И детей, идущих от воды,

Что на животах пригрели солнце,

И один из этих голопузых – ты:

Ступням щекотно от сухой травы,

Но в руках зажаты крепко сланцы.

Приближается июльский вечер,

Создавая омут тишины,

Где покоится настигнутая вечность.

ª

Мы снимали дом с верандой

У песчаной, тихой бухты,

Где сосновая команда

Уступает место дюнам.

Мы любили в полдень жаркий,

Разложив себя в тени,

За серьезной битвой в нарды,

Проиграть и победить.

Вечерами на веранде

Зажигали свет. Фонарь

В роли театральный рампы

Черный воздух оживлял.

Ты читал мне, я молчала.

Стыл в стакане горький чай.

Электричество качало

Мух ночных жужжащий рай

Тени, свет и снова тени

В абажур железный били

Мы, исполненные ленью,

В мотыльковом сонме плыли.

Рано утром на веранде,

Ты еще блаженно спал,

Я тихонечко сметала

Обожженные тела.

ª

В полуночи июльских дрем

Фонарный свет желтимый.

Дрожит, роится в нем

Народец комариный.

Как будто летний снег

Поднялся от земли

И в тусклый лживый свет

С гудением летит.

А в дни начала марта

Метафор круг замкнут:

У белых мух над парком

Все ниже-ниже путь.

ª

Рая, Мая, Ада.

Девчонки – то, что надо.

Каждая вам не любая:

Прекрасна и воздушна Рая,

У Майи - интеллектуальные тайны,

Всегда вам рада

Жаркая Ада.

Рая будет наградой,

Мая - магией женской,

А с Адой не будет сладу

В терзаньях влюбленного сердца.

Ты с Раей не знал бы горя,

А с Адой

Узнал бы и в боли

Горькую сладость.

И если б ты был у самого края,

Обманщица Мая бы

Верной осталась

Твои заблужденья -

Ей малая малость.

Но выбрать можно лишь одну.

И как не ошибиться?

Советую всерьез, мой друг,

Тебе не торопиться.

ª

все влюбленные люди – рыбы.

я - серебряный, круглый карп.

создан тем, кто однажды рассыпал

над водой свой нехитрый скарб,

в том числе осколки зеркал,

и с тех пор я тебя отражал.

я молчу, я мечтаю, я плачу.

рыбьи слезы – вся соль океана.

а мой мальчик

с причала рыбачит

и в движениях нету изъяна.

истекает на нас осияна,

не луна, а печаль

тех, кто также любил и молчал

ª

Июля жаркого полдневные окна,

Гневаясь, смотрят на желтые травы.

Дети испуганно замерли в играх,

С балконов зовут их уставшие мамы.

И в титрах

Небесных уже

Фамилии ливней и гроз,

Финалом послужат же

Черные с радугой лужи.

Алчут дворняги псовые пасти раскрыв,

Мушиной возни нескончаемый гул

Тушит

Терпение на медленном, тихом огне.

Душно.

Но хляби небесные

С громом похожим на одновременный бой

Тысячи барабанов

Бросают на земли водные стрелы.

И с бранью

Сосед наш бежит до подъезда.

Успели старушки в ситцевых платьях,

Теперь их скамейки мокнут,

А рядом цветов одувана

Венчики пляшут неловко

В пузырчатых лужах.

Рады

Дети в окнах

Напротив

Что в дырки на небе

Видать,

Как узкоглазые боги,

Из-под белых зонтов

Им улыбаются

Строго.

ª

Таков итог.

мы вместе и раздельно.

бесцельно бродит позвонок

часов настенных.

минуты быть,

а дни как будто не-жить.

любить?

все реже.

все чаще просто говорить,

читать друг другу

и засыпать,

твою не отпуская руку.

ª

мне кажется я больна.

простыла,

а может быть грипп,

шепчу - все какой-то хрип.

ты говорила:

холодная будет весна.

кутаюсь в одеяло,

читаю,

жую шоколад.

со мною по прежнему рад

болтать за чашкою чая

тот, кого не влюбляла.

и к счастью, он не влюблен.

еще написать,

сестричка?

входит уже в привычку

странная благодать

- полуденный душный сон.

проснусь я к пяти

и тяжко

как-будто воздуха нет,

и призрачным кажется свет,

немеют костяшки

пальцев - в горсти

не собрать покрывала.

и щедро дается печаль,

как на распродаже.

и даже

немного жаль

что я его не влюбляла...

ª

гуляя по рыночной площади

я заметила кошку

она сидела у клетки с птицей,

которую продавали за 50 рублей.

птица пела, а кошка

слушала эту птицу.

обыкновенная бездомная кошка

и я вдвоем слушали эту птицу.

я сказала продавцу

вот мои 50 рублей за певчую птицу

но он сказал, что это цена за клетку,

и неужели я не вижу, что клетка пуста.

и мы с кошкой взглянули

друг на друга,

и пошли каждая своею дорогой.

она - бродить, а я - писать стихи

ª

Мы завтра пойдем в кино,

потом в кафе помолчим.

Фразы мои «мне все равно»,

ложатся также как сети морщин

на лицо,

на душу. И пара стихов,

написанных в марте,

умрет. Это будто птенцов

кто-то скинул с гнезда,

в огонь опалимой купины.

И ты в окончании дня

в парке, где визирь осиный

вселяется в гнезда пустые,

простые

слова

будешь мне говорить.

И слова будут

виться

и вить.

ª

Такое время: хочется спать,

еще немного смотреть телевизор.

крыши соседнего дома извилистый скат

плывет сквозь сиреневый воздух к карнизам

окон моих.

Возник из молчания улиц и снова затих

чей-то голос. осталось дрожание эха.

холодно так, что еле не осень,

приносит хвойного запаха ветер от сосен.

а может от елей.